Шедевр российского часового искусства разобрали для новой выставки: обзор часов Лукоморье Константина Чайкина

Не так давно мы вновь отмечали День русского языка, который — надо же — по совпадению выпал на День рождения Пушкина, а нынче нас настигла еще одна дата — праздник Дня России. И буквально сегодня же на ВДНХ в Музее гаража особого назначения открылась интересная часовая выставка, центральным экспонатом которой стали уникальные российские часы «Лукоморье» Мануфактуры «Константин Чайкин».

Они и про Пушкина, и про Россию, и про много чего еще…

Почему стоит увидеть

Во-первых, часы были созданы в единственном экземпляре, и сегодня — это одна из самых сложных моделей с самой невероятной индикацией времени. Показывают их не так уж часто, а для экспозиции «Время не ждет» их и вовсе разобрали на две составляющие, так что отдельно показывают и корпус, и механизм, а это — сразу два шедевра!

Оформление уникального калибра, собранного из более чем 1000 деталей разработал известный современный ювелир Ильгиз Фазулзянов, а «механический пересказ» знаменитых строк — разумеется, Константин Чайкин.

Коротко о Пушкине

Этот разговор необходимо начать с того, что Лукоморье — это очень удачно выбранный фрагмент для разработки его именно в часах, потому что, как ни странно, а отрывок этот — про время. Александр Сергеевич, обращается к «истории», к былинным и легендарным временам, но и ритмика отрывка (размеренный и четкий ямб), и лексика (там-там-там-там), и даже количество перечисленных чудес (от Лешего до Кащея — их 12!) все это отсылает к теме времени и времен, реального ли, нет ли — вопрос риторический…

И вот эту ритмику передать — большая-большая задача. Если размеренный ход часового механизма с этим справится, то ювелирно это сделать не так уж и просто. Впрочем, как мы убедимся, задача все же была решена.

Внешний вид корпуса

Формально и сверху и снизу (снизу, конечно, это более явно) мы имеем круглую, или «часовую» форму, однако организована она довольно «ритмично». Здесь и крона дуба — словно размеренные ступеньки, и камни внизу идут «шаг за шагом». Размеренными выглядят накатывающие волны.

Однако согласованность и — уравновешенность — проявляется здесь не только на уровне расположения элементов, но и в декоре на уровне верх-низ. Грубо говоря, «размеренность» как важная часть часов здесь сочетается с размеренностью как важной частью стиха, и узор волн — буквально рифмуется с хвостом русалки:

Зеленой кроне дуба созвучны опавшие листья внизу:

Идея «поэзии», зарифмованность проглядывает и в других деталях: взглянем, что гребень и браслет русалки — из одного ювелирного комплекта:

Впрочем, то, что наша русалка — модница объясняется еще и тем, что автор не пытается сделать ее «старинной». В работе очевидны отсылки к русскому прошлому, однако видно, что при использовании классических техник мы имеем дело с продуктом ультрасовременным, и это — большая удача. Здесь найдется все: цитаты, аллюзии, параллели, но не найдется «подражания».

Преданья старины глубокой

В оформлении часов «русский стиль» занимает видное место, но можно ли привести точный источник — сказать трудно.

Отдельные элементы, возможно, перекочевали к нам и из других сказок, например, золотой петушок:

Однако и геометрия, и цвет, и цветочный орнамент довольно родственны тому, что можно видеть в «былинных» Палатах бояр Романовых в Зарядье. Вот, например, внешний декор:

Вот картина Рябушкина:

Вот интерьеры:

В которых, если приглядеться, на потолке даже можно увидеть схожие геральдические черты:

Так что это часы не только про Пушкина, не только про Руслана, Людмилу, но про историю России, что, несомненно, ловко подчеркнуто цветом основания, которое при рассмотрении с расстояния обращается в триколор:

Шмель

Интересной деталью оказывается шмель:

И хотя он настолько хорош, что первым делом после его осмотра хочется поправить усы и пожаловаться Ларисе, что продал «Ласточку», важен он не только этим. Во-первых, возникает вопрос, откуда он взялся: есть версия, что он прилетел из другой сказки Пушкина, что не очень-то логично.

Мудрые критики подсказали версию, что это как бы «точка» этих часов, отсылка к «и мед я пил». Хотя, может, нужно идти еще дальше, и шмель тут действительно как демонстрация авторского мастерства или авторская подпись, которая призвана «оживить» эту историю.

Дело в том, что подобные насекомые (мухи, осы) возникали на разного рода картинах (см. Кривелли, Хруцкий), и они были столь реалистично написаны, что создавалось впечатление, будто фрукты на картинах — настоящие, и к ним слетается живность. Выбирать судьбу этого шмеля я поручаю благосклонному читателю.

Механизм часов

О часах «Лукоморье» уже говорят пару лет, то есть модель вышла не вчера и не сегодня, но она бы не наделала столько шума, если бы не ее механическая часть:

Это сложнейший российский мануфактурный механизм с невероятным запатентованным способом показывать время. И это — тоже часовой, механический «пересказ» отрывка из поэмы. Удивительно, но глядя на часы, мы почти сразу готовы цитировать: «Златая цепь на дубе том…»

Дело в том, что для данных часов разработан уникальный «цепной» способ отображения часов:

Фактически у нас действительно возникает и ствол, то есть сам дуб, и цепь на нем, которая показывает каждый час римскими цифрами. Выбор римских цифр продиктован тут их геометрией.

Однако внешний вид корпуса — тоже выглядит как массивный ствол, пустивший корни:

А добавленный сверху турбийон — словно волнующийся дубовый лист на ветру.

Архитектура механики здесь фактически «следует тексту», и содержание часов отражено в их форме. Но есть и еще кое-что любопытное, как мне кажется…

Пара слов о Чайкине

Если смотреть на темы и мотивы часов Константина Чайкина, то они могут показаться чрезвычайно «автопортретными». Почти в каждых часах можно увидеть тему «первопроходства», с которой автор себя — по праву совершенно — соотносит.

Многие герои часов, которым звучит оммаж, даже не сразу проступают на поверхность. Так, например, часы «Синема» посвящены одному из первых видеографов. Клоун Гримальди — первый, кто сделал шутки-прибаутки высоким искусством.

Часы Левитас посвящены выдающемуся иллюзионисту, который первым превратил этот вид деятельности в культурный феномен — Робер-Удену. За часами «Минотавр», очевидно, стоит и образ первого в мире гениального изобретателя — Дедала.

В «Лукоморье» мы сталкиваемся с «нашим всем», и откровенно говоря подобная характеристика в категории российских часов к Чайкину применима. Однако:

Возникает вопрос, а нельзя тут увидеть еще один спор…

Вавилонская Башня — художественная метафора тщеславия, олицетворяющая спор человека с Богом. Здоровое тщеславие, полагаю, нашему автору свойственно, да и то, что он добрался до небывалых высот — вроде бы доказывать лишний раз не приходится…

Так что есть ли здесь отсылка к Брейгелю или нет, — я предлагаю решить благосклонному читателю.