С Nikon Z7 по Иордании: дневник путешественника

Я люблю новогодние путешествия, и в этот раз отпраздновать приход 2019-го было решено в Иордании, а точнее, в Петре — легендарном древнем городе, Розовой столице Набатейского царства. Представительство Nikon в России любезно предоставило мне возможность испытать в этом путешествии новую полноформатную беззеркальную камеру Nikon Z7. В декабре мы опубликовали на нашем ресурсе обзоры, посвященные беззеркальной системе Nikon Z в целом и камере Nikon Z7 отдельно. В новом материале предлагаем познакомиться с дневником фотографа и туриста, испытывающего Nikon Z7 в полевых условиях. Это не обзор, а репортаж, в котором историко-географические и культурологические подробности самого путешествия выходят на первый план по отношению к «технической классике».

Если театр начинается с вешалки, то поездка — с экипировки. Для фотографа это имеет первостепенную значимость, и я кратко опишу свое оснащение. Вместе с камерой Nikon Z7 я получил «родной» для нее зум Nikon Z Nikkor 24-70mm f/4 S, адаптер FTZ для оптики AF-S, телевик Nikon AF-S Nikkor 70-200mm f/2.8G II ED VR и сожаления по поводу того, что все экземпляры Nikon AF-S Nikkor 14-24mm f/2.8G ED разошлись по другим рукам. Это меня сильно расстроило, потому что в путешествиях я не могу обойтись без объектива с углом обзора более 115°. Пришлось побеспокоить компанию PhotoSale, где мою просьбу встретили с пониманием, и уже на следующий день я увез от Евгения Бусарева новый Samyang AF 14mm f/2.8, хотя и был предупрежден мэтром, что с системой Nikon Z автофокус этого объектива может капризничать из-за неготовности новой прошивки.

Nikon Z7 записывает отснятый материал на карты XQD, которые довольно дороги, мало распространены и пока еще заметно ограничены по вместимости. C учетом размера 14-битных файлов NEF, которые создает камера (85—89 МБ), одновременной записи несжатых RAW и JPEG и моей давней привычки снимать большинство статичных сюжетов с автоматическим экспозиционным брэкетингом (по 5 кадров: −2 EV, −1 EV, правильные установки, +1 EV и +2 EV), на каждую сцену расходуется по 500—550 МБ емкости хранилища. Мне пришлось довольствоваться двумя XQD-картами по 32 ГБ, полученными вместе с камерой. В отформатированном, то есть пригодном для записи снимков состоянии полезная емкость каждой из них ограничена 30 ГБ, и вместимость двух таких носителей составляет 120—150 брэкетинговых серий. Конечно, спасибо и за это! Но анализ возможностей подразумевает, что придется все время носить с собой в рюкзаке ноутбук, USB-картовод для XQD и заниматься копированием отснятого материала, как говорится, «на коленках».

Всем путешествующим по Иордании я решительно рекомендую загодя через интернет приобрести универсальный пропуск почти во все туристические достопримечательности — Jordan Pass. Это позволяет очень существенно сэкономить на входных билетах, особенно при посещении Петры, на которую следует отвести хотя бы три дня. В оплаченный список памятных мест не входят паломнические гора Нево, место крещения Иисуса, крепость Махерус, но в любом случае экономическая выгода очень значительная. Я уже не говорю о том, что на въездном паспортном контроле каждому въезжающему россиянину надлежит уплатить сбор в размере 40 иорданских динаров (около 60 долларов США), а при наличии Jordan Pass достаточно просто предъявить его в распечатанном виде вместо уплаты сбора.

30 декабря 2018. Москва — Мадаба

В первый день мы только и успели, что долететь до аэропорта, который хоть и считается столичным, но расположен довольно далеко от Аммана. А город Мáдаба, знаменитый своими коврами, мозаиками и христианскими святынями, находится гораздо ближе. Вдобавок, в отличие от столицы, он совсем не перегружен транспортом и с туристической точки зрения, пожалуй, даже более интересен. Здесь мы провели первую ночь. Мы в Иордании уже в четвертый раз, и согласно традиции, установившейся в минувшие годы, Мадаба встретила нас ночным проливным дождем. В таких условиях было особенно приятно работать с влагозащищенной Nikon Z7, оснащенной к тому же эффективной внутрикамерной стабилизацией изображения, которая позволяет делать с рук снимки при фокусном расстоянии объектива 28 мм и выдержке 1/10 с.

Вероятно, можно было установить и более значительную длительность экспозиции, но я не смог преодолеть естественных опасений: сказывалась усталость, и в твердости собственных рук я был не очень уверен. Впрочем, даже эффективность в 1,5 ступени при значительном угле обзора — это уже серьезное подспорье в работе, да и подъем эквивалентной светочувствительности до ISO 1250 не привел к сколько-нибудь заметной деградации структуры изображения, что было очень приятно.

31 декабря 2018. Из Мадабы в Петру

Рассвет воскресенья застал на небе обрывки туч и заложил в складках местности мягкие полосы тумана. Примечательная широта динамического диапазона сенсора Nikon Z7 дала мне возможность сделать интересные снимки в сверхконтрастном контровом свете утреннего солнца.

Впрочем, следовало торопиться: предстоял длинный путь на юг страны, который при расчетной средней скорости с учетом остановок занимает около четырех часов.

Подавляющее большинство памятных мест Иордании, равно как и наиболее крупные населенные пункты, располагаются вдоль условной оси, лежащей в направлении с севера на юг. По этой оси страну пересекают четыре главных автомобильных дороги — №№5, 15, 35 и 65 (номера увеличиваются с востока на запад). Шоссе №№5 и 65 туристами практически не используются, а выбор из двух оставшихся зависит от приоритетов: побольше посмотреть или поскорее доехать.

Шоссе №15, неофициально называемое также Пустынным (Desert Highway) — самый быстрый путь с севера на юг. За исключением редких и коротких участков эта дорога имеет по 2-3 полосы в каждом направлении, разделенных бордюрами или высокими отбойниками, и максимальная разрешенная скорость для легковых автомобилей составляет здесь 110 км/ч. В соответствии с названием шоссе, смотреть по ходу движения здесь почти не на что, но путь из Мадабы в Петру по нему всегда оказывается наибыстрейшим.

Шоссе №35, пролегающее по центральным районам Иордании, официально именуется Царским трактом (Kings Highway): имеется в виду, что им в древности пользовались цари Малой Азии и Ближнего Востока. Это самая живописная дорога страны, но она перегружена автотранспортом, имеет невысокую пропускную способность, и максимальная разрешенная скорость составляет здесь 90 км/ч. К тому же Царский тракт проходит через большое количество населенных пунктов, где придется ехать не быстрее 60 км/ч. Зато по пути можно любоваться горными ландшафтами, видами долины Муджиб (Wadi Mujib) и Большим водохранилищем.

Поскольку мои планы на 31-е декабря были заранее определены и предстояло многое сделать, я выбрал самый быстрый маршрут по Пустынному шоссе, так как не собирался никуда заезжать. Однако, как это часто бывает, два исключения мне все же пришлось сделать.

Караван-сарай

Первая остановка потребовалась примерно через час движения, так как мы, наконец (в четвертое путешествие по Иордании), решились заехать в замок Катранá (Qasr Qatraneh; GPS 31.241919, 36.039643), расположенный рядом с трассой.

Это типичный караван-сарай XVI в., то есть место для ночлега путешественников. По законам своего времени он представляет собой каменную постройку в виде квадрата в сечении с единственным входом. Стены снабжены бойницами для отражения атак летучих отрядов, промышлявших грабежами караванов. Реставрация основного здания, которая проводилась 8 лет, теперь практически завершена, но внутрь пока не пускают. Рядом строится спа-центр (на фото видны белые элементы его конструкции), который, как мне показалось, хоть и увеличит популярность этого места, но сменит приоритеты в плане цели посещения.

Следующее изображение — результат съемки с автоэксповилкой (−2, −1, нормальная экспозиция, +1, +2 EV) и последующего сшивания в приложении Photomatix Pro v.6.1.

Такой HDR-результат меня устраивает больше, чем обычный снимок (см. ниже).

На вторую остановку я решился по истечении второго часа движения, после того как свернул с Пустынного шоссе на дорогу №814: мне захотелось запечатлеть нашу арендованную машину на фоне каменистой пустыни.

После дождя накануне Opel Insignia сильно запачкался, но на фоне ландшафта это оказывается даже к месту. К тому же автомобиль создал на плоскости активное темное пятно и в известном смысле «вбил гвоздь» в компоновку кадра: без него, собственно, но фото не о чем было бы рассказывать. Ландшафт вблизи выглядел довольно драматично и навевал своим видом какие-то непонятные опасения, несмотря на яркое солнце и почти безоблачное небо.

Здесь, в сердце Идумейской пустыни колючки пробиваются лишь у обочины шоссе, где естественным образом скапливается влага, конденсирующаяся из автомобильного выхлопа и стекающая с полотна дороги после дождя. Далее — лишь камень и песок.

Крепость Шобак, или Монреаль

Негоже проезжать мимо интересных мест, даже если для этого потребуется сделать крюк в десяток километров. Именно так я и думал, поэтому следующей точкой на маршруте стала крепость Шобак.

В арабских странах нет установившегося порядка в латинской транскрипции географических названий, памятных мест и вообще имен собственных. К примеру, в одном и том же районе на подъезде к крепости Шобак ее наименование можно прочитать как Shobak, Shoubak, Shawbak. Конечно, догадаться о произношении несложно, но это только в данном случае. А хуже всего получается с контекстным интернет-поиском. Впрочем, я глубоко благодарен иорданцам за то, что практически везде арабские названия на указателях дублируются латинской транскрипцией.

Вот как выглядит эта крепость — оплот крестоносцев, айюбидов и мамлюков — с подъездного шоссе на пути в Петру.

Здесь приходится двигаться осторожно, потому что видимость на поворотах между холмами не превышает 20 м. Зато есть и свои плюсы: если небольшой «карман» (GPS 30.529891, 35.568359) слева по ходу следования окажется свободным, то в нем можно припарковаться, перелезть через ограждение справа и проделать шагов пятьдесят по склону холма вниз. Отсюда Шобак виден в выгодном ракурсе, словно на открытке.

Далее дорога спускается вниз по склону, изгибается вправо, опускается еще ниже, делает два виража и на подъезде к замку разветвляется: левый поворот ведет к визитерскому центру, расположенному на соседнем холме. В этом центре есть ухоженная автостоянка, магазин сувениров, кафе с напитками (но не едой) и приемлемый по арабским меркам общественный туалет. Правый поворот на развилке — это собственно дорога к крепости. Однако тут установлен дорожный знак «кирпич», запрещающий въезд транспорту, и имеется шлагбаум, который, впрочем, в рабочие часы всегда открыт. Несведущий турист соблюдает правила дорожного движения, заезжает на разрешенную парковку у визитерского центра, оставляет там автомобиль и идет пешком около километра, а опытный въезжает под запрет, поднимается по склону горы на машине и оставляет ее на импровизированной парковке прямо у входа в крепость (GPS 30.531331, 35.561601). Помню, каким идиотом я почувствовал себя в первый приезд, когда, преодолев пешком немалый путь от парковки визитерского центра, обнаружил перед воротами крепости с десяток автомобилей. Впрочем, заехать в визитерский центр все же пришлось, но лишь для того, чтобы испить местного чаю.

Затем мы вернулись к развилке, я презрел «кирпич» и подъехал к воротам крепости.

Крепость Шобак была построена крестоносцами, а точнее, королем Болдуином I Иерусалимским, в 1115 г. и первоначально именовалась Crac de Montreal (франц. «крепость на королевской горе»), но вскоре название было редуцировано и превратилась просто в «Монреаль». Эта средневековая твердыня расположена на одной из господствующих высот Эдома, то есть Идумеи, каковая вместе с Моавом составляли во времена Крестовых походов Заиорданье. Устроение здесь укрепленного форпоста позволило крестоносцам собирать дань с караванов, двигавшихся из Сирии в Египет и обратно, а равно и с паломников-магометан, направлявшихся в хадж к святыням Мекки и Медины. Грабительские пошлины за проход и проезд по территории, контролируемой крепостью, вызывали всеобщее недовольство и в конце концов стали поводом для атаки армии султана Салах-ад-Дина (Саладина), известного курдского правителя из династии Айюбидов. В 1187 г. Саладин окружил Монреаль и предпринял несколько попыток штурма, но из-за сложного рельефа местности использовать традиционные осадные орудия было невозможно, и разгневанному владыке прошлось взять крепость в кольцо и сжимать его целых два года: цитадель сдалась лишь в 1189 г., да и то из-за постоянной нехватки воды. Затем сюда пришли мамлюки, отвоевывающие земли от Дамаска до Каира. В 1261 г. султан Байбарс захватил Монреаль сходу, после чего весь регион перешел под контроль оккупированного им Египта. Здесь многое было перестроено, а на стенах кое-где появилась арабская вязь.

В детстве я бы играл в этих развалинах с упоением: крытые галереи, арки, подземные ходы — об этом можно только мечтать. Впрочем, и сейчас кое-что способно оставить приятные впечатления.

При съемке подобных интерьеров я еще раз оценил динамический диапазон сенсора Nikon Z7, который и в естественном виде кадров довольно широк и к тому же позволяет при постобработке извлечь множество деталей как в глубоких тенях, так и в ярких светах. Если же мне этого было мало, я использовал автоматический экспобрэкетинг и затем «сшивал» полученные кадры (см. фото ниже).

После прогулки по крепости Монреаль нам оставалось преодолеть всего 25 км до точки базирования у ворот Петры. Самый быстрый путь туда лежит через высокие точки Идумейского плато, поэтому от Шобака следует двигаться на юг, взобравшись на последнюю гору, а не возвращаться назад.

Петра, Розовый город, мистическая столица Набатейского царства — один из символов современной Иордании, ее гордость и к тому же источник немалого дохода. С 1985 г. это место, согласно мандату ЮНЕСКО, является Всемирным наследием человечества. Ежегодно его посещают до миллиона туристов.

В Петру лежат четыре пути: традиционный для посетителей восточный проход через ущелье (Сик), крайне узкий и труднопроходимый лаз через Малую Петру на севере и северо-восточный — через бедуинское селение Эль-Бейда. До появления этого населенного пункта и прокладки оттуда дороги вниз, к центру Розового города, входа в набатейскую столицу отсюда просто не существовало. При строительстве бедуинского поселка была срезана часть горы, ее склон сделан более пологим. Поэтому в стародавние времена единственным способом достичь набатейской столицы был восточный проход через ущелье (Сик), где могли протиснуться не только вьючные животные, но даже небольшие колесные повозки. Собственно говоря, именно эта скрытность и труднодоступность веками охраняли Петру от врагов.

Проделав небольшой путь по плоскогорью, мы захватываем 20-километровый участок Царского тракта (шоссе №35) и минут через пятнадцать подъезжаем к каменным столбам, которые, очевидно, должны символизировать Врата Петры, а точнее, въезд в городок Вади-Муса (Долина Моисея), где расположен официальный вход в главную достопримечательность Иордании. Замечу, что в наш предыдущий приезд в 2016 г. этого сооружения еще не было. Справа по ходу движения есть боковой вылет для торможения и остановки большегрузного транспорта с довольно широким устьем (GPS 30.323352, 35.499978). Здесь можно остановить машину на пару минут и, перейдя проезжую часть, сделать памятный снимок.

Далее дорога все время спускается вниз и туда же, вниз, спускается городок, названный в честь всей раскинувшейся здесь Моисеевой долины.

Вади-Муса

На спуске дороги по ходу нашего следования есть несколько мест для остановки авто, откуда можно сделать снимки с головокружительной перспективой. Одна из них, почти всегда свободная, — возле отеля Аланбат (GPS 30.325828, 35.491946).

В таких сценах автоматическая экспонометрия Nikon Z7, работающая в режимах многосегментного и центровзвешенного замера, начинает слегка «подвирать» и тяготеет к недодержке. Но в подобных случаях выручает давняя привычка делать на всякий случай по 3—5 кадров каждой сцены с брэкетингом экспозиции.

В дальнейших планах было: 1) прописаться в гостинице и получить у ее дежурного администратора билеты на шоу «Ночная Петра», 2) пообедать, 3) съездить для разминки в Малую Петру и 4) посетить упомянутое шоу и встретить Новый Год в набатейской столице.

Шоу «Ночная Петра» (Petra by Night) организуют по понедельникам, средам и четвергам. Оно начинается около 20:30, когда обладателей билетов начинают пропускать через турникеты, и заканчивается в 22:30, когда все должны выйти из города. Оставаться на заповедной территории после окончания представления запрещено, и туристов настойчиво гонят к выходу. Однако опытные визитеры могут рассчитывать на один кунштюк. Дело в том, что местные проводники-бедуины тоже приходят на шоу в поисках дополнительного заработка, и если посетитель не жмется к соплеменникам внутри общего стада, а отходит в сторону, к нему обязательно подойдут и тихо предложат взобраться на какое-нибудь уютное возвышение, а то и пройти неприметной тропой куда-нибудь наверх, где никого нет и откуда намного лучше обзор. В компании с бедуинами можно пробыть в Петре хоть до рассвета, поскольку представители властей поддерживают с ними самые теплые отношения, а те обязательно отрекомендуют клиентов как своих друзей, которым позволено все то же самое, что разрешено представителям коренного населения. Я рассчитывал именно на это: при помощи бедуинов и, естественно, за определенную мзду, остаться после шоу в ночной Петре и встретить там Новый Год. Но в гостинице нас ожидало разочарование: из-за того, что этот понедельник пришелся на 31 декабря и все крупные отели затеяли вечеринки для встречи 2019 года, шоу отменили. По разгильдяйской привычке, никого из приезжающих об этом заранее не предупредили, да и в гостиницах администрация узнала об отмене уже после полудня. Ночные планы пришлось перестраивать на ходу. Но визит в «филиал» главной достопримечательности, то есть в Малую Петру, все-таки состоялся.

Малая Петра

Малая Петра — памятное место Моисеевой долины, расположенное к северу от входа в Большую. Арабы придумали ему название «Сик Эль-Барид» — холодное ущелье, — и действительно, весной и летом тут не так жарко, как в Большой Петре, а туристов значительно меньше, поскольку организованные группы приезжают сюда нечасто, а большинство «дикарей» не пользуются арендой автомобилей, и для них 10-километровый путь из Вади-Мусы несколько затруднен. Посещение бесплатное. Официально сайт закрывается в зимний период в 16:30, но на самом деле тут можно гулять хоть до ночи, особенно если договориться с местными. Правда, после захода солнца (в день нашего посещения — в 16:50) тут сразу падает завеса тьмы, и ни зги не видно.

С парковки (GPS 30.375369, 35.451959), а также и по другую сторону от нее можно полюбоваться ландшафтами Идумейской пустыни.

Перед входом в Малую Петру красуется древняя гробница — неведомо чья, неведомо кем и когда построенная, но очень живописная: классический набатейский фасад изящно обрамлен плавными формами скалы, в которой он высечен, низкое вечернее солнце удачно высвечивает плавные очертания нагромождений розового песчаника, а глубокие тени создают очень активный контраст. Я добавил к этой готовой картинке еще и края каменного козырька, нависающего над нишей в скале напротив.

Кстати, именно при компоновке таких кадров мне остается только сожалеть, что парк современной полнокадровой оптики Nikon никак не может обогатиться еще более широкоугольными (пусть и неавтоматическими) объективами наподобие сверхкомпактного Voigtländer Hyper Wide Heliar 10mm f/5.6 Aspherical для Leica M и Sony FE.

Подобно Большой Петре, путь в Малую лежит через ее собственное, очень маленькое и очень узкое входное ущелье, в котором затруднительно разойтись со встречным путником.

На вечерней прогулке по пути на северо-запад здесь следует все время оборачиваться назад, чтобы не упустить интересные композиционные решения, усиленные ярким световыми пятнами и фактурными облаками.

Главная местная достопримечательность — это так называемый «триклиний» (лат. Triclinium). Это не имя собственное, а характеристика объекта: так, согласно греческой языковой традиции, римляне именовали пиршественный зал с тремя ложами для участников трапезы. Здесь это сооружение с самым крупным фасадом, выполненным в два яруса. Интересные снимки триклиния можно сделать с противоположной стороны, если подняться ко входу в пещеру, благо там для этого специально навалены крупные камни.

А если еще и проникнуть внутрь упомянутой пещеры (что намного проще, чем подниматься к ней), то можно придать фото более интригующий вид, использовав края входа как рамку.

За триклинием Малая Петра продолжается еще метров двести, а потом «холодное ущелье» сжимается до небольшой щели между противостоящими скалами, и посетитель видит перед собой каменную лестницу, круто уходящую вверх. Справа перед щелью установлен указатель с надписью Best View on Earth («лучший вид на Земле»). Карабкаться вверх здесь трудновато, особенно если за плечами рюкзак, а расходиться со встречными путниками, возвращающимися назад, можно лишь в месте одного-единственного расширения.

Поднявшись по полустертым ступеням и пройдя узким каменным коридором, мы останавливаемся на открывшейся площадке. Здесь всегда восседают на камнях и медитируют несколько туристов — очевидно, к этому побуждают: а) указатель внизу, у лестницы, и б) вид, открывающийся с площадки. А видно вот что:

Конечно, у картинки есть свой шарм, но это все же не «лучший вид на Земле». Более того, я убежден, что 90% выразительности сцены делают облака, которые в таком виде небо предъявляет довольно редко. Секрет приманки прост: и в коридоре, и на площадке установлены импровизированные киоски с сувенирами и напитками, в то время как путь дальше подразумевает спуск с горы по очень крутому склону — без навыков скалолазания не обойтись. Поэтому эффект основан на осознании того обстоятельства, что дальше идти некуда, нужно поворачивать назад — не захочешь, а задержишься, бросишь взгляд на всякие мелочи, а кое-что, возможно, даже повертишь в руках.

Мы попались на маркетинговую уловку и даже хотели было купить пару бронзовых лошадок, но торговавший ими бедуин временно отсутствовал, а его коллега заявил, что они с соседом недавно вдрызг разругались, и теперь у оставшегося нет намерения помогать отсутствующему в бизнесе. Пришлось возвращаться не солоно хлебавши.

Когда мы оставили Малую Петру и двигались на автомобиле в точку нашего базирования, солнце уже почти скрылось за краем плато, залегли интенсивные тени, но остатки вечернего золотого света и причудливые облака заставили меня остановить машину и сделать несколько снимков прямо с обочины дороги.

Совершенно непонятно, почему на следующем снимке самосвал стоял в столь откровенной позе: строительства здесь нет, сбрасывать ему было нечего, а дорога, ведущая к этому месту, очень скверного качества. Но для фото все это выглядело недурно.

1 января 2019. Петра

Вход в Петру открывается в 6:00 утра, и в это время у турникетов обычно уже стоят 15-20 человек. Оказаться первым довольно сложно, да в этом и нет особой нужды: торопыги быстро побегут вперед, и ощущение толпы исчезнет сразу же. Основная масса туристов начинает штурм Петры после завтрака в гостиницах, то есть около 8 часов и даже попозже, а максимально полнолюдный поток устремляется в Розовый город в 10-11 часов, когда подъезжают туристические автобусы. После часа дня этот поток уменьшается до ручейка, а начиная с 16 часов новые посетители уже не заходят в город, а все те, кто начал свой поход с раннего утра, уже тянутся к выходу.

Я настоятельно советую пожертвовать гостиничным завтраком (или взять его «сухим пайком», если это, конечно, практикуется в выбранной вами гостинице) и войти в Петру в момент ее открытия: это даст возможность фотографировать везде без помех и оказаться опять-таки первыми в местах, где будучи вторыми ничего не удастся увидеть — например, на обзорной площадки горы Эль-Хубта (об этом см. заметки, датированные 2 января). К тому же зимой светлое время суток заметно короче, и лучше использовать его по максимуму.

В этот раз мне не удалось последовать собственному совету, поскольку накануне мы несколько утомились и к тому же встретили Новый Год — сначала по московскому, а потом и по иорданскому времени (оно отстает от домашнего на один час). Основательно позавтракав, мы направились в первый день 2019 года в первый поход по Розовому городу очень поздно, около 10 часов утра, и разумеется, попали в самую настоящую толпу, в которой одинокие «дикари» совершенно терялись в потоке тургрупп.

Петра коварно предлагает посетителю якобы несложный путь до самого конца своих туристически значимых районов. Движение моторизованного транспорта в городе запрещено, но дорога от входных турникетов все время идет под уклон, поэтому в направлении туда проделать его пешком совсем не сложно, но тем серьезнее оказывается путь обратно, когда посетитель уже налазался и наползался всласть, а то и сверх меры. После длительных переходов по песку, камням и горным тропам этот тягучий четырехкилометровый подъем по дороге к выходу может стать нешуточным испытанием, особенно если на тебе рюкзак с семью и более килограммами фототехники.

Мы ступили на дорогу, которая называется сообразно ее расположению и значению.

«Прихожая»

По-арабски вся неглубокая импровизированная долина между входным каньоном называется «Баб эль-Сик» (Bab Al-Siq) — преддверие ущелья.

Слева каменным бордюром отгорожена зона для движения всадников. Предлагаемое катание верхом на лошадях входит в стоимость входного билета, о чем некоторые местные специально информируют проходящих. Но это развлечение подразумевает дополнительные чаевые, которые придется в любом случае отдать коневодам, и их размер может неприятно поразить. Я ни разу не пользовался этим аттракционом, поскольку предпочитаю по ходу дела лазать по окрестным горкам и заглядывать во всякие уютные пещерки.

В преддверии есть пара популярных достопримечательностей. Первое по ходу следования — Джинновы камни.

Никто не знает, что они собой представляют и зачем сооружены, но местные гиды уверяют, что эти монолиты, высеченные из цельного блока песчаника, являются архитектурными элементами заупокойного комплекса какого-то богатого горожанина, незаконченный портал гробницы которого расположен на горе еще выше, или же это монументы богу по имени Душара. Ясно одно: строительство не было доведено до конца и заброшено на этапе грубой отделки.

Название «Джинновы камни» закрепилось за этими исполинами уже во время распространения ислама, и скорее всего они сохранились именно благодаря суеверному страху, который не позволил суеверным магометанам беспокоить могущественных духов, якобы обитавших внутри монолитов.

Вторая из достопримечательностей преддверия — Гробница с обелисками. Кстати замечу, что все монументальные погребальные сооружения Петры столь же интересны глазу снаружи, сколь унылы и скучны внутри. Войдя через вход, в любой из них видишь лишь мусор и навоз и обоняешь сопутствующий смрад.

Всё что ни есть интересного в Петре, высечено из камня ее скал, а точнее, из розового песчаника. Из-за своей податливости он очень легко обрабатывался.

Обелиски — изобретение древнеегипетских архитекторов и строителей, и при взгляде на эту гробницу становится понятным, что этот символ солнечного луча позаимствован у египтян. Вообще в нынешние времена почему-то принято считать набатеев кочевыми арабскими племенами, а современных бедуинов — их потомками. Со вторым положением я скорее согласен, а вот первое не вызывает доверия, и обелиски — один из контраргументов. Набатеи заимствовали не только стиль Древнего Египта, но и греко-римский архитектурный почерк, и это будет видно на на фото далее. В некоторых работах историков прошлого столетия народ Петры принято считать «национальной окрошкой» из египетских коптов, представителей семитских и шумерских родов и даже древних греков. Эта точка зрения мне импонирует больше.

Ущелье (Сик)

Дорога преддверия обрывается у набатейского туннеля, предназначавшегося для сбора воды с окрестных склонов, которая затем поступала в город. Слева от провала туннеля открывается вход в ущелье, каньон, «штольню» (по-арабски Эль-Сик), или Сикит. Он образован не размывом камня потоками воды (хотя здесь случаться этому самое место), а сдвигом слоев горных пород.

Ущелье — само по себе достопримечательность, уникальный продукт созидательной деятельности геологических сил. Высота окружающих скал меняется от 118 до 82 м, а ширина прохода — от 28 до 3 м. В ряде мест стены имеют не положительный, а отрицательный наклон, то есть попросту заваливаются внутрь, и тогда возникает ощущение, что наверху они вот-вот сомкнутся и образуют туннель.

Для фотографа здесь настоящее раздолье. Правда, следует выбирать правильное время для съемки, ближе к полудню, когда солнце стоит в зените, высвечивает Сик до самого его дна и рисует на камне стен яркие цветные узоры. Но этот период времени, как правило, вступает в конфликт с расписанием посещения Петры: он наступает слишком поздно для начала похода в Розовый город и слишком рано для его окончания (на обратном пути).

В целом, в Сике сильно ощущается нехватка света, поэтому при фотографировании очень пригодятся недешевые радости: высокая светосила объектива, внутрикамерная стабилизация изображения и терпимость сенсора к подъему эквивалентной светочувствительности. Штатный объектив 24—70 мм трудно назвать светосильным, но два других помощника остаются под рукой постоянно.

Большой перепад яркостей предъявляет повышенные требования к фотографической широте сенсора, и в случае с Nikon Z7 это становится настоящим спасением, особенно при съемке быстро меняющихся сцен, когда нельзя использовать экспобрэкетинг с последующим сшиванием кадров. Вот, кстати, пример именно такого сюжета.

Необычность форм и цветов самого Сика, игра тени и света иногда позволяет создать интересный снимок на совершенно пустом месте. Взгляните на фото ниже: мне тут ясно видны гигантская мышь и гигантская же, набросившаяся на нее кошка.

Нередко в Сике можно наблюдать интересные сценки с участием местных жителей. И вновь при нехватке света выручают внутрикамерная стабилизация изображения и хорошая переносимость высоких ISO.

Гиды собирают свою «туристическую паству» во всех значимых местах ущелья и всячески развлекают ее, скороговорками пересказывая разнообразные сплетни и небылицы. Но нам, не зависящим от всех этих вербальных «поводков и уздечек», можно воспользоваться тем, что никто из состава туристических групп даже не пытается куда-нибудь отлучиться. В четыре прыжка я оказываюсь в одной из пещер — и вот уже снимаю изнутри, и вновь радуюсь тому, что ухитрился добыть для таких случаев настоящий сверхширокоугольник. Кстати, работает Samyang AF 14mm f/2.8 очень неплохо.

До того момента, как Набатейское царство было окончательно и полностью аннексировано Римской империей, Петра славилась как город пышных садов. Здесь цвели яркие цветы, били дарящие прохладу фонтаны, повсюду в водоемах плескалась вода. Все это воспринималось как чудо посреди бесцветной, безжалостной и безжизненной каменистой пустыни. Вероятно, именно по этой причине современники считали набатеев магами и кудесниками. Однако волшебство волшебством, а рациональный инженерный подход не повредит, поэтому одной из достопримечательностей Сика стала система каналов, по которым собираемая вода доставлялась в Розовый город — по меркам двухтысячелетней давности это было грандиозное сооружение, которое сегодня, к сожалению, совершенно не работоспособно.

Согласно древней легенде, римляне, пустившие корни в Петре, в один прекрасный день заявили местным жителям: «Мы сильнее вас, и мы будем жить здесь, а вы должны уйти», на что набатеи ответили: «Хорошо, мы уйдем, но заберем с собой нашу воду». Они покинули город, и вода ушла вместе с ними. Цветники увяли, сады засохли, птицы и звери разбежались. Тогда пришлось уходить и римлянам. В Петру пришла пустыня, город обезлюдел, вскоре был забыт и исчез из памяти веков.

На самом деле закат Петры следует связывать с развитием морских торговых путей, составивших сильнейшую конкуренцию сухопутным караванным маршрутам. Именно из-за этого набатейская столица и потеряла свое некогда важнейшее значение. В дополнение к этому большой бедой для города обернулось землетрясение 363 года н. э., которое разрушило многие здания и исковеркало систему водоснабжения. Все это привело к упадку. Во времена ранних исламских династий Розовый город оказался уже совершенно заброшенным и забытым, и здесь по временам останавливалась на ночлег лишь горстка кочевников-бедуинов. Однако именно потомки этих номадов дожили до второго открытия Петры в 1812 г. швейцарским путешественником Иоганном Буркхардтом и даже до сегодняшних дней.

Кстати, биография Буркхардта представляет не только научно-исторический, психологический и религиозный, но и общечеловеческий, житейский, бытовой интерес. Я от души советую ознакомиться хотя бы с кратким ее изложением в википедии. Подобно тому, как скупец Генрих Шлиман разыскивал свою Трою по поэтическим обрывкам текстов Гомера, мечтавший стать истинным арабом Буркхардт искал свою Петру по обрывкам старых легенд и, опять-таки подобно Шлиману, открыл ее миру заново вопреки исторической логике и так называемому здравому смыслу.

Для хозяйственных нужд бедуины использовали пещеры, оставшиеся с набатейских времен, и их животные основательно загадили Розовый город в самом прямом смысле слова. Превращая Петру в крупный туристический объект, правительство Иордании построило для этих людей целый поселок Эль-Бейда со всей необходимой инфраструктурой в непосредственной близости от набатейской столицы и переселило бедуинов из чужих гробниц в их собственные новые дома. Тем не менее многие номады по-прежнему тяготеют к древнему городу, зарабатывая здесь на туристическом буме как проводники, погонщики ослов, коневоды, торговцы сувенирами и прохладительными напитками.

Набатеи выбрали для своей столицы отличное место: его трудно обнаружить, заранее не зная подъездных путей, и его легко оборонять, когда на стороне защитников узкий тайный проход через ущелье и крутые горы со всех сторон, спускаясь по склонам которых не только лошадь под всадником переломает ноги, но и свернет себе шею пеший воин. Однако сам розовый песчаник, из которого построено в Петре все без исключения и который дал городу его второе название, — этот камень слишком податлив, мягок, ненадежен. Разумеется, это на руку строителям — его легко обрабатывать, и будь здесь на месте песчаника гранит, все бы сильно осложнилось, и быть может Петра никогда не была бы построена. Но ветер и вода в масштабах не только геологических, но и исторических эпох оказываются сильнее рук каменотесов: они тоже любят податливый камень и еще решительнее расправляются с тем, что из него создано. Петра разрушается. Разрушается стремительно даже по меркам долготы людского века. За менее чем двухтысячелетнюю историю вода упорно размывала камень, и ветер вылизывал его, поэтому от многого осталось совсем немного. Вот, например, как выглядят сегодня барельефы двух погонщиков с верблюдами, созданные трудом каменотесов в первом столетии от Рождества Христова. Приглядитесь: остались лишь ноги людей и животных да складки платья ниже пояса.

Аналогичные последствия выветривания и вымывания видны и на других памятниках Петры, даже на самом известном из них — Сокровищнице.

Сокровищница

Сик заканчивается, внезапно обрываясь нешироким проходом к поперечно расположенной расщелине в горах. И в этом проходе виднеется фасад самой известной достопримечательности Петры, которую когда-то неудачно назвали Сокровищницей, или Эль-Кáзна по-арабски. Кстати, не стоит ли сравнить арабское «кáзна» с русским «казнá»? На самом деле, здесь никогда не было никаких сокровищ, а была одна из гробниц. Вопрос, кого именно, не решен и остается актуальным поныне. Остановимся здесь ненадолго.

Впрочем, стоять тут, на выходе к Эль-Казне, терпеть толчки в спину и бока и ждать, пока толпа поредеет, совершенно бессмысленно: люди ведут себя без оглядки на других, и сюда будут подходить все новые и новые посетители, задирать свои смартфоны, прицеливаться ими, тыкать в экраны, принимать всякие позы для селфи и донимать окружающих, как они только умеют. Выходов два: отложить съемку часа на два или фотографировать, не обращая внимания на весь этот безработный туристический кагал. Между тем, мне хочется ввернуть здесь несколько слов касательно фотографической экипировки.

В последние годы я, откровенный энтузиаст, большой почитатель и страстный ценитель сврхширокоугольных объективов, все чаще сталкиваюсь с активным негативизмом в отношении этого класса оптики: мол, это не универсально, это слишком широко, это портит картинку искажениями и неестественными ракурсами и т. д. Чтобы не затевать заочной полемики, я воспользуюсь снимками Сокровищницы, сделанными во время моих предыдущих посещений Петры другими камерами и объективами с другими фокусными расстояниями. Результаты предлагаю сравнить не по параметрам резкости, цветопередачи и проч., а по углу охвата сцены — и сделать соответствующие выводы о том, нужна или не нужна широкоугольная оптика в путешествиях.

Снимок сделан из выходного проема Сика. Фасад Сокровищницы едва помещается в кадр, хочется добавить пространства по всему периметру снимка.

Снимок сделан с той же точки, что и у предыдущего фото, но использован сверхширокоугольный объектив. В кадр поместились стены выходного проема, появилось ощущение глубины пространства.

Снимок сделан из небольшой пещерки, скорее, даже просто каменного навеса. Объективом с менее широким углом эти края охватить невозможно: мой затылок был вплотную прижат к каменной стене.

У Сокровищницы всегда бывает многолюдно, но в этот раз нас встретила настоящая толпа. Фотографировать фасад было совершенно бесполезно, и я решил присесть за столик, попробовать местного апельсинового фрэша и сменить тактику: прицепил телезум 70—200 и занялся фотоохотой.

Первым под руку и под линзу, которая в ней лежала, подвернулся ряженый. Их здесь немного; в основном преобладают коротышки, одетые в подобие набатейского военного облачения. А этот был не в пример более современным — эклектичная смесь из Саддама Хусейна, Муаммара Каддафи и бог знает кого еще.

Потом бедуинский мальчик, гладивший местную собаку.

И кошка, смеющаяся, очевидно, надо мной.

Нужно сказать, что телезум Nikon AF-S Nikkor 70-200mm f/2.8G II ED VR в паре с адаптером FTZ работает под управлением Nikon Z7 безукоризненно: хваткий и точный автофокус, совершенно адекватная автоматическая экспонометрия, гармоничное сотрудничество оптической компенсации дрожания в объективе с механической внутрикамерной стабилизацией изображения. Цвета правильные, активные, сочные. Структура картинки приятная. Бокэ очень мягкое и нежное. При этом резкость весьма высока не только при диафрагмировании, но даже при максимальном раскрытии объектива. Досадными недостатками я счел большой вес телезума, а также его длину, особенно при учете использования адаптера. Честно говоря, в длительные пешие походы брать его не хочется.

Для полноты картины приведу еще несколько снимков, сделанных с помощью Nikon Z7 и Nikon AF-S Nikkor 70-200mm f/2.8G II ED VR, но уже без подписей и комментариев.

Римский город

От Сокровищницы путь ведет к улице Фасадов и Римскому городу. Здесь можно осмотреть результаты многолетних раскопок Великого храма Петры.

Далее дорога тянется до конца Римского города, где выстроена вполне современная столовая для кормления организованных туристических групп, а за ней начинается тропа, которая поведет сначала на север, уже без дороги, просто по песку, перемешанному с камнями, а затем по каменным ступеням вверх — туда, где на вершине горы расположен Монастырь (Эль-Дейр). Это еще одно незабываемое место в Петре.

Монастырь

Путь к Монастырю неблизкий и довольно утомительный, поэтому уже в самом его начале, внизу, бедуины наперебой предлагают услуги по организации поездки вверх на ослах. Мы много раз видели, как достается этим животным от их погонщиков, как их нещадно лупят палками, и поэтому, как и раньше, мы отказываемся от «ослиного такси» и по-прежнему рассчитываем лишь на свои собственные силы.

Менее чем через час подъема по каменным ступеням Монастырь предстает перед нами во всей своей красе, освещенный лучами солнца, уходящего на запад. Правда, все это лучше снимать с противоположного холма и немного подождать, когда поредеет толпа, собравшаяся у фасада.

Вот как выглядит это сооружение из пещеры, расположенной напротив.

Кстати, отсюда же, сквозь другие «окна» же можно снять интересные сценки.

Дворец дочери фараона

Солнце спускается. Предстоит долгий путь назад, и уже давно пора возвращаться. Мы проделываем путь по каменным ступеням вниз, выходим к Римскому городу и застаем Дворец дочери фараона (Эль-Бинт) уже в виде силуэта на побагровевшем небе.

Наш первый день в Петре и третий день в Иордании закончился.

2 января 2019. Петра

На этот раз мы пришли ко входу в Петру к 6:00 и оказались в числе первой десятки посетителей. Как я уже упоминал, резвые новички с места развили максимально доступную им пешую скорость и исчезли, оставив нас наедине с Розовым городом. Тем приятнее было возместить потери времени, произошедшие накануне, и сфотографировать Сокровищницу так, как мне хотелось.

Наш путь лежал через улицу Фасадов к каменной лестнице, позволяющей забраться на гору Эль-Хубта, чтобы оттуда запечатлеть Эль-Казну с высоты птичьего полета. Но прежде я сделал «контрольный» снимок фасадов набатейских гробниц.

Подъем на Эль-Хубту

Не встретив ни одного попутчика, мы довольно быстро преодолели подъем и по пути насладились видом Римского города с его Колоннадной улицей и стоящим в конце дворцом Дочери фараона (Каср Эль-Бинт).

На вершине Эль-Хубты оборудован своего рода наблюдательный пост: на камнях разбросаны маты и ковры, а сверху натянут тент для защиты от осадков. Впрочем, тут все равно сидеть крайне неудобно, поскольку из-за особенностей рельефа поясница не находит опоры, и тело все время норовит завалиться на спину. Зато отсюда удается сделать самые необычные снимки.

Сокровищница. Вид сверху

Еще раз повторюсь: сверхширокоугольный объектив часто оказывается незаменимым. Вот что позволяет получить Samyang AF 14mm f/2.8. На мой взгляд, результат хорош и по детализации, и по цветопередаче, и по богатству полутонов.

Другое фото сделано на минимальном фокусном стандартного «родного» зума 24—70 мм. Результат, естественно, заметно отличается меньшим охватом сцены.

Посчитав программу дня выполненной и потратив на все это около 3 часов, мы спускаемся в Римский город. Пока отдыхаем в походной закусочной бедуинов и пробуем местный кофе по-турецки, я снимаю с помощью телезума 70—200 мм.

Набатейский театр

На обратном пути мы подходим к Набатейскому театру. Это единственный в мире античный театр, построенный не так, как все остальные: здесь никто не укладывал в землю отдельные каменные блоки, а все было высечено целиком из скальной породы. Внутрь театра никого не пускают, но для осмотра можно найти точку на возвышении. Здесь уже появилось много посетителей, и они, конечно, норовят помешать съемке, но я использую мешающих на благо композиции.

Обратно через Сик

Пора поспешить к выходу, потому что на вечер наметился серьезный план. На обратном пути, в Сике, встречаем конную полицию. Офицеры дружелюбны, и снимать их можно безо всяких опасений.

Попадаются и повозки, перевозящие от входа к Сокровищнице и обратно тех, кому не хочется переставлять ноги.

И разумеется, везде фотографируют друг друга и самих себя. Я же снимаю тех, кто фотографирует.

Время к полудню, и у входа в Сик появились ряженые, цель которых проста: заработать деньги на любителях памятных фото. Туристу предлагается встать между ними, а другу туриста — сделать снимок. «Фото, фото, фото», — негромко приглашают псевдостражники.

Делаю еще один кадр, ради его цветового решения. Кстати, на этом снимке можно заметить, что у стандартного зума очень неплохая структура размытия фона.

Мы возвращаемся в гостиницу, чтобы пообедать и отдохнуть перед тем, что ожидает нас после захода солнца.

Ночная Петра

Про неудачу посетить ночное шу в Петре я уже упоминал выше, но не раскрыл тот факт, что мы перенесли это мероприятие на среду. Нужно сказать, что шоу представляет несомненный интерес для фотографа, а вот туристу, особенно искушенному, оно вряд ли понравится. Оформление этого представления состоит в том, что у Сокровищницы выставляют свечи в бумажных «абажурах» и ими же отмечают всю дорогу от входных турникетов до выхода из Сика. По пути это позволяет лишь следовать изгибам пути и не дает почти никакого полезного света, поэтому большинство посетителей вынужденно пользуются собственными фонариками. Так же поступили и мы.

Толпа, которая сюда валит, огромна. Все мои попытки договориться с охраной с тем, чтобы прийти к пораньше и успеть сделать хотя бы один кадр без посетителей, пропали втуне, потому что толпа образовалась сразу, и вход открыли на 20 минут раньше для всех, а не для меня одного. Перед фасадом расставляют, как утверждается в путеводителях, 1500 свечей, но я, естественно, не стал пересчитывать их, поскольку мне было чем заняться.

Организация, как говорится, оставляет желать лучшего. При расчетной вместимости 600—800 мест сюда впихивают, кажется, тысячи две посетителей, а возможно, и больше. Основная масса зрителей оказывается слишком далеко от фасада, где происходит действо, и решительно ничего не видит. А вот по части мешать фотографировать тут все обстоит просто «замечательно». Во-первых, десятки людей постоянно переходят с места на место, то и дело перекрывая поле зрения объектива. Во-вторых многие все время светят в разные стороны своими смартфонами и карманными фонарями, а у некоторых наперебой срабатывают совершенно бесполезные вспышки «цифромыльниц». «Словом, ад», — заметил бы по этому поводу Михаил Булгаков.

Само шоу состоит из приветственного слова какого-то местного активиста, выступления двух музыкантов из числа «профессиональных бедуинов», которые исполняют три мелодии на флейте и еще каком-то инструменте, про который у нас принято говорить «один палка, два струна», и заключительной речи того же активиста, который будучи бесконечно счастливым от возможности завладеть вниманием столь большой аудитории, минут десять несет какую-то эзотерическую околесицу про единство камней, людей, ветра и прочего в том же духе. Затем активист иссякает, позволяет публике поснимать Сокровищницу в свете цветных прожекторов, которые установлены на скале напротив, и все заканчивается массовым перемещением толпы обратно к выходу.

Света так мало, что приходится открывать диафрагму, теряя в резкости на периферии кадра, поднимать ISO, опасаясь шумовых артефактов, и выбирать предельную 30-секундную выдержку. Но при такой длительности кадры оказываются испорченными из-за света туристических фонарей и смартфонных экранов, образующих всякие немыслимые кривые разводы, и теней, постоянно перемещающихся взад и вперед перед объективом. В итоге мне удается сделать лишь один более-менее приличный снимок, да и то при ISO 800 и вдвое укороченной выдержке.

Подсветка прожекторами только портит впечатление от мероприятия. Они охватывают лишь часть фасада, создают все равно слишком слабое освещение, постоянно меняют цвет с преобладанием голубого, синего, зеленого и лимонно-желтого, и вдобавок свет от них наполовину перекрываются гигантскими тенями тех, кто почему-то встал впереди — там, на противоположной горе. Не уставшие, но и не довольные, мы покидаем ночную Петру.

В этот день я сделал более 1500 снимков, причем на заряде одной батареи, и в ней еще оставалось некоторое количество энергии. Это дает мне основание утверждать, что официально опубликованная емкость аккумулятора (по данным CIPA) в 340 кадров не соответствует действительности.

3 января 2019. Керак

Крепость крестоносцев

Керак — крупный укрепленный форпост времен Крестовых походов, самый масштабный во всем Восточном Средиземноморье. Строительство Цитадели началось в 1140-х годах и продолжалось в течение нескольких эпох. Можно сказать даже, что точку в возведении этого уникального сооружения не дано было поставить ни рыцарям Гроба Господня, ни аравийцам, ни мамлюкам — строительство продолжалось много веков. Крестоносцы назвали твердыню Crac des Moabites (Крак де Моабит, франц. — «крепость земли Моавитской»), а с приходом сюда магометан осталось лишь трансформированное «Керак». Так же был назван и арабский город, отстроенный вокруг крепости, и она господствует над ним по сей день.

В крепости три уровня, не считая подземелий и тайных ходов, которые еще не раскопаны. Самый обширный двор располагается на среднем из них.

А на верхнем уровне, то есть на самой вершине горы, осталось, к сожалению, немного.

Зато отсюда виден почти весь город Керак, чьи дома вползают на окрестные холмы, подножия которых опоясаны извилистыми дорогами.

Здесь же, на вершине крепостной горы стоит изрядно потрепанное здание, и в нем восстановлен зал, по-видимому, пиршественный. Фотографируя его интерьер, я снова убеждаюсь в адекватной работе внутрикамерной стабилизации Nikon Z7.

Длительность выдержки 0,5 с, это подразумевает эффективность стабилизации в три ступени — отличный результат для сверхширокого угла. При съемке сцен с сильными перепадами яркостей можно еще раз отметить широкий динамический диапазон сенсора.

Завершив съемку в крепости, мы обедаем в ресторанчике на главной площади Старого города, и со стены на нас явно неодобрительно смотрит король Иордании Абдалла II в форме офицера военно-воздушных сил страны. На фото он еще очень молод, а между тем, монарху уже 55 лет.

На обратном пути я останавливаю машину несколько раз, чтобы сфотографировать землю Эдома, то есть попросту Идумейскую пустыню.

Долина Моисея

К месту ночевки мы спускаемся уже на закате. Долина Моисея предстает как череда гор, встающих рядами теней до самого горизонта.

Вот и наша база, городок Вади-Муса.

4 января 2019. Из Петры в Мадабу

Ветряки

В четвертый день нового года мы едем в обратном направлении, с юга на север страны. Наш путь
лежит к горе Мукавир. На краю Идумейского плато дорога проходит рядом с новенькими ветрогенераторами, которые установлены здесь благодаря сотрудничеству с какой-то британской компанией.

Затем мы углубляемся в малонаселенные районы, и путь устремляется к западу через горные перевалы.

Мертвое море

Преодолев последний изгиб, дорога спускается в Иорданскую долину. Мы выезжаем на шоссе №65 и через полчаса видим Мертвое море во всем его драматическом великолепии.

Еще через полчаса движения мы вновь забираемся в горы. Отсюда еще видна полоска Мертвого моря, но его уже закрывают раскинувшиеся окрест каменистые пустоши.

Иродова гора

Узкая горная дорога делает несколько десятков петель, и машина подъезжает к Мукавиру, Иродовой горе, на вершине которой торчат вверх, как два перста, две колонны дворца Иродов, когда-то возведенного в крепости, называвшейся Махерус.

Махерус (Machaerus) — латинизированная форма греческого «махаира» (μάχαιρα), что можно перевести как «битва» (μάχη — нож, меч). По свидетельству Иосифа Флавия, здесь был обезглавлен Иоанн Креститель. Но это не единственное, чем известна Иродова гора и иудейская крепость на ней.

Первоначально Махерус был построен около 90 г. до н. э. хасмонейским царем Александром Яннаем как форпост для обороны Иорданской долины от набегов с Востока. Широкие панорамы окружающих земель выглядят ошеломительно, куда ни глянь, а на юго-западе видны к тому же яркие отблески солнца на глади воды безжизненного Мертвого моря. Тут понимаешь, насколько был прав Яннай в своем выборе.

В 57 г. до н. э. Авл Габиний (лат. Aulus Gabinius), в ту пору римский наместник в Сирии, направил свои войска для установления имперского порядка на этих землях. Он жестоко подавил бунты в Иудее, наголову разбил набатейские армии и, дойдя до Египта, восстановил там на престоле династию Птолемеев в лице ее двенадцатого представителя. По пути и как бы между делом Габиний стер Махерус с лица земли, дабы уничтожить сам символ еврейского сопротивления. Впрочем, уже в 30 г. до н. э. Ирод Великий, умело лавировавший в своей хитрозадой практике между противостоящими друг другу разными политическими силами в восточных провинциях Рима, отстроил ее заново, и цитадель стала своеобразной военной базой, обеспечивавшей защиту земель восточнее реки Иордан. После смерти Ирода Великого и раздела Августом наследства умершего между тремя его сыновьями, крепость перешла к Ироду Антипе. Тот возвел в цитадели пышный дворец и сделал Махерус кичливо роскошной резиденцией. Вскоре, как это описано у евангелистов, здесь был заточен, а потом и обезглавлен Иоанн Креститель.

Зависть Иродовых сыновей друг к другу была, вероятно, их самой яркой чертой. Брат Агриппа написал донос на брата Антипу самому цезарю Калигуле: мол, тот строит против императора коварные козни и соединил крамольные устремления свои в сговоре с восточными князьками. Вследствие этого навета и после отнюдь не долгого разбирательства Антипа был лишен привилегий и выслан с глаз долой в изгнание. И тогда Махерус перешел к римлянам, которые, впрочем, в то время ничем здесь не отличились. Вероятно, именно потому в 66 г. н. э., во время Первой Иудейской войны, еврейские повстанцы сумели захватить свою историческую уже в те времена крепость и сделать ее одним из форпостов своего сопротивления (советую обратиться к знаменитой книге Иосифа Флавия «Иудейская война»). Но ответ Рима был скор и сокрушителен. В том же году Лусилий Басс (лат. Lucilius Bassus), бывший в ту пору наместником империи в Иудейских землях, начал наводить здесь жесткий порядок. Для начала его армии ликвидировали первый оплот восставших евреев — Иродион (Herodion), — а затем, в 72 г. н. э., осадили Махерус. Евреи сражались отчаянно, не щадя животов своих, но во время одной из вылазок их предводитель по имени Елиазар был схвачен римскими легионерами. Лусилий Басс собрался в назидание непокорным распять его перед воротами крепости. Тогда во имя сохранения жизни своего предводителя евреи сдались. Басс полностью разрушил Махерус, стерев в нем всё до самого фундамента. Таким и застали бывшую твердыню археологи XX в., разные группы которых ведут здесь раскопки, начиная с 1968 г. Две колонны, которые сегодня видны на вершине горы Мукавир, были установлены здесь в 2014 г.

Из древних построек смотреть тут совсем не на что, но окружающие ландшафты бывают очень интересны, особенно при низком утреннем или вечернем солнце.

От Иродовой горы мы выезжаем в сторону Мадабы — последней точки базирования в нашем путешествии, — а позади на фоне закатного солнца темнеет, все более сгущаясь в наступающем сумраке, силуэт Мукавира с жалкими останками навсегда опустошенной цитадели. Я не могу не бросить прощального взгляда на это величественное свидетельство скорбного исхода Первой Иудейской войны.

Мадаба

Когда мы приезжаем в Мабаду, уже стоит ночь. Последний снимок я делаю со штатива на балконе гостиницы. В ночном ландшафте светится мечеть Иисуса Христа — символ национальной и религиозной толерантности Иордании. Имам этой мечети известен своей энциклопедичной образованностью и миролюбивой философией не только в Иордании, но и за ее пределами..

Кстати, в самой Мадабе около 12% арабов исповедуют Христа. Они крестятся, проходя мимо греческих православных церквей св. Георгия и св. Иоанна, и поначалу это воспринимается шокирующе.

5 января 2019. День развалин

Джераш

Современный Джераш — областной центр на севере Иордании, правда, населяют его всего лишь 50 тысяч человек, что по нашим меркам тянет разве что на райцентр. Согласно греческим надписям, обнаруженным в развалинах археологами, первое поселение было основано здесь Александром Македонским. В 331 г. до н. э. великий полководец покинул со своими армиями Египет и направился в Месопотамию, а в этом месте оставил на покое своих постаревших солдат, чье обустройство и положило начало строительству. После завоевания этих земель римлянами, в 63 г. до н. э., Джераш, известный в ту пору как Герáса, вошел в состав Декаполиса (Десятиградия) — своеобразного союза городов, имевшего особые привилегии и даже некоторую автономию в составе империи, особенно по части ремесел и торговли.

Кстати, на территории современной Иордании оказались шесть из десяти городов Декаполиса. В туристические достопримечательности превращены четыре из них: Филадельфия (Амман, столица Иордании), Герáса (Джераш), Гáдара (Умм-Кайс) и Пелла (Тáбакат-Фаль), из них Джераш — наиболее известная, самая крупная и лучше всех восстановленная.

После Рима здесь господствовали Византийская империя, персы, Омейядский халифат, крестоносцы Болдуина II, Мамлюкский султанат и Оттоманская империя. 18 января 749 г. н. э. Гераса была практически полностью разрушена страшным землетрясением. Согласно оттоманской переписи населения, в начале XVII в. это была мелкая деревушка из дюжины арабских дворов. Потом наступили века забвения. В 1806 г. город был заново открыт немецким путешественником Ульрихом Зеетценом, но лишь в 1925 г. здесь начались раскопки, которые продолжаются и поныне.

Самое эффектное место в Джераше — Овальная площадь, вымощенная мрамором и с трех сторон окруженная колоннами. Из-за центрального столба в геометрическом центре все сооружение напоминает циферблат гигантских часов со снятыми стрелками.

Слева от входа высится храм Зевса с его высокими колоннами и массивными каменными блоками стен.

Здесь можно провести целый день, и даже не один, занимаясь фотографированием. Вертикали колонн и тени от них, интересные окружающие пейзажи позволяют сделать запоминающиеся снимки.

Иногда можно рассчитывать и на интересные сценка, как та, что ниже, сделанная в Северном театре.

Вообще, город очень графичен со своей четкой геометрией улиц, пересекающихся под прямым углом, длинными двусторонними колоннадами и гигантскими мраморными плитами мостовых.

Использование перспективы наряду с «фирменной» никоновской работой с цветом, позволяют рассчитывать на неплохие кадры.

На прощание делаю снимок Овальной площади, теперь уже в совсем ином цветовом решении и при менее контрастном освещении.

До следующей достопримечательности ехать всего каких-нибудь двадцать минут. Для тех, кто захочет воспользоваться моими советами, сообщу, что обедать в Джераше накладно, а качество пищи не слишком высокое. Я очень советую потерпеть полчаса и достичь другого памятного места, которое просто грешно не посетить, находясь в Джераше, — это средневековая крепость Аджлун.

Аджлун

Крепость располагается на горе, явно доминирующей над окрестными землями. Но прежде чем начинать ее осмотр, утолим голод, который начал заявлять о себе еще в Джераше и теперь может показаться уже слишком серьезным физиологическим препятствием для получения очередной порции туристических наслаждений. Я исполняю обещанное и привожу здесь отличное место для горячего обеда — кафе «Сумага», которое расположено в визитерском центре (GPS 32.328213, 35.727423). Владеют им братья-близнецы, которые очень приветливы, радушны и хорошо объясняются по-английски. Советую заказать здесь свежевыжатый сок лимона без сахара (его приносят отдельно в сахарнице) и «сейдже» — сковородку нежнейшей баранины, прожаренной на огне до лучшей готовности в сочетании с сотейными томатами, паприкой и луком.

Крепость Аджлун построена на месте старого монастыря, и ее название, как полагают историки, есть видоизмененное имя одного из монахов. Она была перестроена в виде укрепленного форта в 1184 г. генералом армии Саладина по имени Изз Эль-Дин Усама. Твердыня защищала земли от вторжений крестоносцев и контролировала пути из Дамаска в Египет. Иорданское правительство спонсировало масштабную реконструкцию Аджлуна, и теперь здесь практически все открыто для туристов.

Помещения выглядят так же, как в саладинские времена.

Сверху открываются захватывающие виды на город Аджлун и окружающие горы.

Наш последний день подошел к концу. В воскресенье рано утром самолет увез нас домой.

Итоги

Я рад, что Nikon Z7 показал себя с лучшей стороны: камера удобна в обращении, готова к работе через полсекунды после включения, и все органы управления находятся там, где ими удобнее всего пользоваться. Сенсор демонстрирует довольно широкий динамический диапазон, что особенно заметно при рабочем ISO 64. Подъема эквивалентной светочувствительности вплоть до ISO 1600 можно не опасаться, так как при этом шумогенность сенсора остается на достаточно низком уровне и структура изображения страдает не сильно. Автофокус работает удовлетворительно, но по скорости и точности проигрывает зеркальным камерам. Использование адаптера FTZ позволяет камере Nikon Z7 работать с телезумом Nikkor AF-S 70-200mm f/2.8 VR так же, как с ним работают современные зеркалки производителя. Никаких задержек, ошибок и промахов фокусировки я не заметил. Оптическая стабилизация гармонично дополняется механической внутрикамерной. Защита от пыли и влаги систематически выручает при работе на открытом воздухе.

«Родной» универсальный зум Nikon Z Nikkor 24-70mm f/4 S — вполне приличный оптический инструмент «на каждый день». Он обеспечивает высокие контраст и резкость даже на открытой диафрагме, хорошо воспроизводит цвета и полутона, но у него есть три недостатка. Во-первых, перед съемкой его нужно привести в рабочее положение, удлинив тубус вращением кольца трансфокатора, а при дальнейшем зумировании объектив удлиняется еще заметнее. Во-вторых, он довольно сильно виньетирует при F4—F5,6, и высокий градиент углового затемнения заставляет повозиться, нивелируя этот эффект в ходе постобработки. В-третьих, в широкоугольном положении весьма выражены дисторсионные искажения бочкообразного типа. Этот объектив не обладает встроенной компенсацией дрожания, но в связке с ним камера все равно обеспечивает до трех ступеней выигрыша в длительности экспозиции при съемке с рук без «смаза» изображения.

Сверхширокоугольник Samyang AF 14mm f/2.8 для Nikon F можно рассматривать как удачную и менее дорогую автофокусную альтернативу Nikon AF Nikkor 14mm f/2.8D ED. У «корейца» дисторсионные искажения малозаметны, виньетирование на открытой выражено очень слабо, центральная резкость весьма хороша. Но резкость на краях кадра заметно страдает при F2,8—F4, а при съемке против солнца возникают назойливые рефлексы с поверхностей линз («зайцы»). Автофокусировка иногда действительно капризничает (я был предупрежден об этом), но чаще работает довольно уверенно.

И наконец, о емкости батареи. На американском и японском сайтах Nikon указано, что в соответствии с методикой CIPA, полностью заряженный аккумулятор Nikon Z7 позволяет сделать до 330 кадров. Однако мне удавалось отснять до 1500 кадров, и в батарее еще оставался запас заряда.

Благодарю компанию Nikon за камеру, оптику и носители информации,
а также компанию PhotoSale за объектив Samsung AF 14mm f/2.8,
предоставленные мне для тестирования в путешествии